Пучков Лев - Кровник 01
КРОВНИК
Лев ПУЧКОВ
Обществу, пославшему своих сыновей на смерть, посвящается
ПРОЛОГ
Здравствуйте, уважаемый читатель. Чем занимаетесь, дорогой? Хотя это ваше личное дело, занимайтесь чем пожелаете.
А я вот тут дурью маюсь - рыхлю кинжалом почву. Почва неподатливая - каменная крошка через каждый сантиметр, тут, в горах, она почти всюду такая - глина и каменная крошка, а сантиметров через сорок начнется скальный монолит, хрен без тола отковыряешь. В принципе, шибко углубляться мне не надо - я уже вспахал участочек диаметром сантиметров в тридцать, глубиной на треть кинжала, этого вполне достаточно.
Рядом со мной сидит здоровенный бородатый тип со связанными за спиной руками и внимательно наблюдает за моими телодвижениями. Во взоре его можно уловить удивление - пленник даже отдаленно не предполагает, для чего это я рыхлю почву.
Возможно, он считает, что я повредился рассудком - обстоятельства тому вполне способствуют. Зовут типа Абдулла Бекаев, он командир отряда чеченских “непримиримых”, то бишь “духов”.
Я завязал ему пасть широкой зеленой лентой, которая пять минут назад красовалась на его голове, - на всякий случай, вдруг пожелает заорать благим матом. Хотя, похоже, кричать он пока не собирается: в глазах Абдуллы я не вижу страха. В них, как я уже упоминал, можно прочитать лишь удивление и полное неприятие происходящего.
Три дня назад Бекаев с патетикой в голосе “загружал” английского журналиста: дескать, они - “непримиримые”, то бишь железные воины Ислама, покуда не отомстят за пролитую неверными кровь своего народа, постятся, водку не пьют, с женщинами ни-ни и истово молятся Аллаху - как положено настоящим правоверным...
Когда он об этом вещал, вид у него был вполне соответствующий: волевое одухотворенное лицо, горящие глаза, солидная борода, да и здоров Абдулла - этакий раскормленный бугай. Вполне можно поверить, что такой тип не знает страха и в случае чего умрет во имя газавата, не моргнув и глазом.
Однако у меня имеется другая информация. Я, например, прекрасно знаю, что “духи” из отряда Абдуллы жрут водку чуть ли не ведрами, играют по ночам в карты, курят анашу и с остервенением трахают отловленных в рейдах славянок, которых посчастливилось доставить на базу.
У самого командира имеется целый гарем - то ли пять, то ли шесть русских девчонок, к которым он никого не подпускает - держит их под охраной и развлекается с ними в любое время суток, как только в чреслах засвербит похоть. Кстати, одна представительница этого гарема сейчас присутствует здесь - вот она, лежит неподалеку, привалившись спиной к скале, в закрытом черном платье и темной косынке, с потухшими немигающими глазами на бескровном осунувшемся личике.
За последний месяц она вынесла такое, что иному не приснится и в самом страшном сне. Эта женщина - Светлана, моя жена, самый дорогой мой человек...
Итак, Абдулла, у меня имеется информация, что ничто человеческое тебе не чуждо. Значит, страх перед лицом смерти - тоже. Сейчас мы это проверим.
Закончив рыхлить грунт, я откладываю кинжал в сторону, тяжело вздыхаю и сильно бью Бекаева по диафрагме. Нехорошо это, неэтично - бить безоружного связанного врага. Но надо. Мне надо.
Абдулла скрючивается и хрипит. Я угощаю его раскрытой ладонью в затылок, отчего он падает рожей в разрыхленный грунт, срываю зеленую ленту и давлю коленом на голову. И внятно задаю вопросы.
В принципе, мне нужно самую малость: три кода и формуляр. Код замка на железной двери, что ведет из покоев командира в шахту, по которой можно выйти за предел
